Что остается от имени розы после того, как исчезнет роза?

[commentarii]

Итак, после благополучного завершения многих трудов я, наконец, обрел немного свободного времени и посмотрел экранизацию "Имени розы". Что же, неудивительно, что Умберто Эко после этого фильма отказался давать разрешение на экранизацию своих романов...

далее многие глаголы, в которых нет спасения

Совершенно очевидно, что фильм по сравнению с книгой ограничен настолько же, насколько более нагляден. И ограничен именно в том, что поневоле должен быть расчитан на многих людей, в то же время укладываясь в сравнительно малый объем. Поэтому режиссер вынужден упускать части, что в данном случае смерти подобно, ибо роман замечателен как раз своей удивительной цельностью. Укладываясь в жесткие временные рамки и одновременно стараясь охватить широкую аудиторию создатель фильма выбирает из трех пластов книги самый верхний. "Имя розы - фильм о нечестивом убийстве" - гласит афиша. Но книга была отнюдь не об этом. Как говорит анонимный комментатор Платона: "А что касается достоинства, то более достойный предмет следует предпочесть менее достойному, на основании чего мы и возразим тем, кто считает предметом "Горгия" разоблачение риторики Пола и Горгия, ведь предмет этот недостойный и софистический. Целью Платона здесь было скорее показать, что такое истинная риторика, и это предмет гораздо более достойный и прекрасный. А если кто спросит, зачем же понадобились ему тогда Пол и Горгий, зачем выводит он их участниками диалога и опровергает все их утверждения, мы ответим, что точно так же, как цель природы – внести форму в материю, а не устранить бесформенность, но за внесением формы следует и устранение бесформенности, – так и из разъяснения того, что есть истинная риторика, вытекает опровержение риторики Пола и Горгия". Или сравним у о.Александра Шмемана: "Если поставим первым главное, обретем и главное, и второстепенное. Если же поставим второстепенное, потеряем и то, и другое".
Итак, выделяя остросюжетную часть, режиссер полностью теряет атмосферу. Окружающий мир превращается в декорацию, гротескную и стереотипическую. Теряется очарование эпохи, полностью уступая место стереотипичной средневековой грязи, которая, конечно, была, но она - не главное. Теряется красота мысли и содержание богословского диспута, становясь лишь лубочной картинкой. Не случайно и то, что Адсон Мелькский в фильме - не бенедиктинец, а францисканец, как и его учитель, ибо фильм жестко противопоставляет францисканцев как предвестников Реформации погрязшей в пороках Католической Церкви, а всем францисканцам противопоставляет рационалиста Вильгельма, хотя это и неверно.
Говоря об актерах, игравших насельников монастыря, позволю себе во след Умберто Эко слово в слово процитировать св.Бернарда: "Какая выгода нам от этих странных монстров, от этих измененных и поражающих нас форм? Для чего нам сии нечистые обезьяны, эти жестокие львы и монструозные кентавры, эти полу­люди, эти полосатые тигры, эти сражающиеся рыцари и охотники, трубящие в горны? То мы видим много тел под одной головой, то наоборот – многоглавые тела. Тут и четвероногие со змеиными хвостами, и рыбы с головами зверей. Или вот еще – спереди зверь, как лошадь, а задней частью своей подобен козлу, или рогатая тварь, имеющая заднюю часть коня. Вкратце, сколько чудесного разнообразия окружает нас со всех сторон, какие чудовищные формы изваяны в мраморе, нарисованы и описаны в книгах, которые мы постоянно искушаемы рассматривать и читать! Целые дни проводим мы, удивляясь этим вещам, предпочитая сие занятие душеполезным размышлениям о Законе Господнем. Ради всего святого, если люди не стыдятся подобных глупостей, пусть хотя бы скупость заставит их воздержаться от покупки подобных книг!"
Так вот, повторю я, пусть хотя бы скупость заставила режиссера сэкономить на гриме! Но нет... И если уж я не могу обвинять режиссера в том, что он потерял философский пласт, ибо испытывал нехватку времени, да и не окупилась бы такая затея, но к чему этот гротеск?

Конечно, я не буду отрицать, что фильм получился качетвенным. Но в нем Умберто Эко неотличим от Дэна Брауна.